Золушка на краю света

20 мая в мире на одну страну стало больше – в этот день провозглашена независимость Демократической республики Восточный Тимор.
Специальный корреспондент "Иностранца", ученый-этнограф, едва ли не единственный среди российских журналистов, стал свидетелем и участником торжеств, посвященных этому историческому событию.

Первое государство, возникшее в XXI веке
20 мая в Юго-Восточной Азии (или в Океании – об этом, думаю, будут долгое время спорить) появилось новое государство – Демократическая республика Восточный Тимор. На местном государственном языке тетум оно звучит как Тимор Лоросаэ, то есть «Тимор там, где восходит солнце». После Японии это вторая «страна восходящего солнца», после Филиппин – вторая христианская католическая страна в Азии, а вообще, как сами тиморцы гордо заявляют, ее основная особенность – самая высокая в мире плотность лауреатов Нобелевской премии мира на душу населения. На Восточном Тиморе их двое: министр иностранных дел Жозе Рамоз-Орта и епископ Карлуш Фелипи Хименес Белу.

Что за страна такая, справедливо спросит ничего не ведающий о Тиморе читатель «i»? Почему такие выспренние имена, будто сошедшие со страниц «Королей и капусты», и при чем тут Нобелевские премии мира? Может быть, это где—то в Латинской Америке? Но там уже давным-давно все государства, какие могли, появились...

На самом деле, Тимор Лоросаэ занимает восточную часть сравнительно небольшого острова Тимор в Восточной Индонезии. Западная его часть входит в состав этой огромной страны с 220-миллионным населением. Ничем особым Восточный Тимор похвастать не может. Сегодня он – одна из самых маленьких и безусловно самая бедная страна в этом весьма динамично развивающемся регионе, где находятся такие «драконы», как Малайзия, Сингапур, или такие, как маленький султанат Бруней Даруссалам, которым правит султан, по совместительству считающийся самым богатым человеком в мире.

Территория Тимора – каких-то 18.000 квадратных километров, чуть поменьше Израиля, и проживают там около 800.000 человек. Более точных цифр нет – перепись здесь не проводилась. Когда-то этот затерянный кусок земли числился португальской колонией, оттуда и «латиноамериканские» имена, причем из всей империи этой страны Тимор был самым отдаленным, самым, не побоюсь сказать, занюханным краем, где вплоть до 1974 года ничего не происходило. Никто никогда ничего не слышал об этой колонии, разве что филателисты, всегда ценившие за редкость и труднодобываемость тиморские марки, да еще несколько психов, среди которых автор этой заметки, еще в конце 50-х годов студентом написавший курсовую работу о Португальском Тиморе.

Люди, прошедшие в ХХ веке через бесконечную череду войн, революций, переворотов, терактов, наверное, с завистью подумают о тех, кого мир, казалось, забыл на долгое время. Наверное, счастливо жили островитяне, вздохнет иной наш соотечественник. Хотя, конечно, все было не совсем так. Вторая мировая война не обошла и Тимор. Его захватили японцы в 1942 году, три года держали под военной оккупацией, за это время погибло около 50.000 тиморцев, которые вместе с горсткой австралийских военных в течение почти года пытались воевать с японской армией. Кто сейчас помнит об этом и что это было на фоне кровавой мировой войны, победу в которой мы так ревностно отмечаем каждый год? После войны португальцы возвращаются, и Восточный Тимор снова погружается в забвение. Посещают его разве только ветераны австралийской армии, воевавшие там.

Но подлинные трагедии ожидали этих «счастливых» островитян. В 1974 году, в апреле, в далекой отсюда Португалии происходит так называемая «революция гвоздик». Португальская империя разваливается. На мировой карте появляются такие проблемные в последующие десятилетия государства, как Ангола, Мозамбик, мелкие африканские страны – Гвинея-Бисау, Кабо-Верде, совсем крошечная республика Сан-Томе и Принсипи. Внезапно обнаруживается, что и в Тиморе есть движение. В 1975 году там возникают какие-то повстанцы, партии, 28 ноября Восточный Тимор под руководством Освободительного фронта ФРЕТИЛИН объявляет себя независимым государством. Назначаются президент и премьер-министр. Казалось бы, знакомая картина по многим странам третьего мира.

Однако дальше разгорается страшная трагедия, о которой мир не знает в силу своей эгоистичной этноцентричности. Уже через несколько дней остров захватывает Индонезия. Действительно, полагают в мире те, кто знает, что такое Тимор, – разве может быть иначе, разве может незаметная крохотулька существовать рядом с индонезийским гигантом, на островке, половина которого и так принадлежит Индонезии. Какое будущее может быть у такого государства? – вопрошают ведущие политики того времени Генри Киссинджер, австралийский премьер Гоф Уитлем и, конечно же, индонезийский диктатор генерал Сухарто.

Оказывается, что по-другому думали сами тиморцы. Начинается нескончаемая война, сначала прямая – между индонезийским Голиафом и маленьким тиморским Давидом, в которой Давид, понятно, проигрывает. Затем она переходит в партизанщину, продолжавшуюся 24 года. То, что в ней погибло большинство лидеров недолго существовавшей республики 1975 года, печально, но так бывает часто. Страшно другое. По официальным данным сегодняшних тиморских властей, за эти годы погибли в военных действиях, а также от голода, пыток и прочего 200.000 человек! При разговорах здесь, в столице Тимора Дили, разные ООНовские работники, скептически прищурившись, говорят, что цифра эта преувеличена. Пусть так, пусть «всего» 150.000. Так ведь это у народа, который всего-то насчитывал 750.000 человек, когда началась вся эта напасть. Пятая часть целого народа погибла, а мир равнодушно проходил мимо, и лишь изредка кто-нибудь у нас или в Европе кривился в презрительной усмешке: «Тимор – это папуасы, что ли? Чего у них может быть, поди, друг друга съели». Такова была реакция мира на этот явный, но не замечавшийся геноцид.

Оказывается, в жизни иногда еще случаются сказки про Золушку. Ну никто не мог поверить три года назад, что Восточный Тимор станет независимым государством. Ну никаких шансов у него не было. Он давно стал 27-й провинцией Индонезии, индонезийские власти одобрили по этому случаю возведение возле Дили огромной 27-метровой статуи Иисуса Христа, копии той, что возвышается над Рио—де-Жанейро. ООН, правда, не признавала аннексию Тимора Индонезией, но и не осуждала ее. Все великие державы смирились с этим. Да им и удобнее было иметь дело с Индонезией, никто особенно и не протестовал. Находились, конечно, сочувствующие тиморцам силы и люди. Были даже западные журналисты, которые пробирались в джунгли к тиморским партизанам, некоторые из них поплатились за это жизнью. Партизаны как—то существовали, воевали оружием, которое отнимали у индонезийских солдат. Солдат индонезийских убивали, а мирных жителей не убивали ни на Тиморе, ни в какой другой точке мира. Заложников и самолеты не захватывали, не подсылали самоубийц, чтобы те радостно убивали индонезийских детей. Ничего этого не было – было забытое сопротивление на далеком забытом острове.

И все же не совсем забытое. В 1996 году Нобелевский комитет учудил и присудил две премии мира сразу двум тиморцам, имена которых я уже упоминал выше. Епископ Белу сидел в Дили и, невзирая ни на что, пытался рассказывать миру о происходящем геноциде. Рамоз-Орта везде, где было возможно, появлялся и кричал, что геноцид не может быть терпим. Кто-то слышал его голос, большинство, конечно, нет.

Развязка пришла с другой стороны, откуда и должна была прийти: в 1998 году пал еще один из многочисленных колоссов на глиняных ногах – режим Сухарто в Индонезии. На смену Сухарто в обстановке замешательства приходит его бывший заместитель Хабиби, человек не очень сильный и не очень уверенный, без диктаторских замашек. Он получает в руки страну, которая уже давно готова была взорваться. Повсюду вспыхивали бунты, восстания, многие индонезийские провинции только и мечтали об отделении. Словом, ситуация напоминала нашу накануне распада Советского Союза. Конечно же, немедленно вспомнили о Восточном Тиморе, единственной провинции, аннексия которой все же так и не была признана мировым сообществом. Хабиби идет на риск и в 1999 году соглашается на проведение референдума о будущем Восточного Тимора, его жителям предлагается сделать выбор между независимостью и автономией в составе Индонезии.

31 августа 1999 года 78% тиморцев проголосовали за независимость, а уже спустя несколько дней началась очередная трагедия. Индонезийские военные, сложившие немало голов в войне за Восточный Тимор, не захотели так просто отдать территорию, которая благодаря им 24 года была частью «матери Индонезии». Всюду на острове при поддержке военных возникают так называемые «отряды милиции», которые уничтожают и жгут тиморские города и поселки, массово изгоняют перепуганных, лишенных крова жителей в Западный Тимор, на индонезийскую территорию. По данным ООН, за неделю было убито более тысячи человек, выведены из строя все линии электропередач и водопровод, разрушены 85% городских зданий, в том числе все школьные помещения. По разным данным, осенью 1999 года в индонезийской части острова оказываются от 300 до 500 тысяч изгнанников, половина всего народа! Не могу не отметить при этом, что подобные трагедии на европейском континенте редко когда затрагивают более нескольких десятков тысяч людей, причем теперь это обычно называется «гуманитарной катастрофой». А что Тимор, а где Тимор? Там же папуасы...

Легко было проголосовать, а как воплотить решение референдума в жизнь? Напомню, что эти события совпали с драмой в Югославии, с бомбежкой Белграда, с отторжением Косово и превращением его в подопечную территорию ООН. Косово до сих пор пребывает в этом положении, и конца-края не видно. Неясно, как мировое сообщество будет выходить из этой весьма двусмысленной ситуации. В Восточном Тиморе, кажется, был найден менее болезненный выход. В совершенно разрушенную страну в октябре 1999 года входят части ООН, и устанавливается режим правления Временной администрации ООН на Восточном Тиморе (UNTAET – United Nations Temporary Administration of East Timor). В страну возвращаются бывшие лидеры ФРЕТИЛИН: Рамоз-Орта, командующий отрядами сопротивления Шанана Гужмао, вступивший на прошлой неделе в должность президента новой страны, и многие другие. UNTAET получает от ООН мандат на два года на управление страной и подготовку ее к независимости.

Уже в 2000 году чиновники и солдаты в голубых касках начинают строить заново Восточный Тимор. На территории прекращается хождение индонезийской рупии, и вместо нее вводится американский доллар. Уже одно это в корне меняет жизнь маленькой страны и взвинчивает здесь цены до немыслимых для Юго-Восточной Азии масштабов. Но зато уходит галопирующая инфляция. ООН начинает возрождать экономическую инфраструктуру, внедряет демократический процесс, организует выборы в парламент, регулирует деятельность политических партий, проводит в апреле 2002 года выборы будущего президента.

И вот – 20 мая 2002 года, день официальной передачи власти от ООН новому государству – Тимор Лоросаэ. На Золушку надели туфельку, и ее нашел принц в лице западного мира, который теперь радостно приветствует новое государство и видит в его учреждении подлинное торжество демократии. С одной стороны, так оно и есть. А с другой? Ведь рассказ о том, как Золушка дальше замужем за принцем жила, еще только будет написан. Но это уже другая история.

Большой праздник после больших трагедий
Дили – небольшой городок на северном берегу Тимора. Здесь и состоялись торжества. Мне удалось буквально чудом приехать сюда. В Москве никто – ни российский МИД, ни представительство ООН в РФ – не мог сказать, как добраться на эту территорию, находившуюся до вчерашнего дня под управлением ООН.

Почему – непонятно. Как я выяснил уже здесь, в ООНовской администрации и даже в миротворческих силах было немало россиян и украинцев.

Никогда еще в Дили не было больших праздников – были одни большие трагедии. К этому уникальному событию готовились два года. Празднества начались, строго говоря, месяц назад. Они проходили весь апрель в каждой из 14 провинций новой страны: спортивные соревнования, кинофестивали, показательные выступления ансамблей. Но главное – 20 мая в Дили. На огромном поле Таситолу километрах в семи к западу от столицы построили массу сооружений: гигантскую трибуну, колоссальные прожектора, множество киосков, мелких ресторанчиков, навесов – все, что только можно себе представить.

Провозглашение назначили на полночь, но народ начал стекаться с середины дня. Он шел пешком со всех сторон. На поле начались угощения. Те, кто работал над подготовкой празднеств – их было около 5.000 человек, – получали свой заслуженный обед бесплатно. Остальные, в том числе и я, платили и получали пластиковую тарелку мелко нарезанной поджаренной курятины с рисом и банку пива. Народ все прибывал и прибывал. Ощущение было такое, что сюда устремлена вся маленькая страна. (На следующий день организаторы сообщили, что было около 150.000 человек, то есть пятая часть населения нового государства.)

Торжества начались с мессы. На нее специально из Португалии прибыла «странствующая Богоматерь Фатима» – особо почитаемая в португальском католицизме статуя Богоматери, которая в 1917 году явилась трем португальским детям в деревушке Фатима. Португальская церковь повелела именно этой статуе постоянно переезжать с места на место, чтобы благословлять тех католиков, которые говорят по-португальски. Она проехала по всем провинциальным городкам Восточного Тимора и гордо водрузилась на вершине горы белых цветов.

Мессу ведет специальный представитель римского папы, португальский кардинал и главный епископ Дили и Восточного Тимора Карлуш Белу. Месса необычайно красочная. Одетые в белые длинные платья молодые девушки и парни в белых костюмах; украшенные старинными тиморскими набедренными повязками, чудными головными уборами с бронзовыми полумесяцами на лбу и буйволиными рогами на голове представители всех провинций. Тимор – многонационален и многоязык. В нем 33 языка и столько же разных племен. Кроме местных тиморцев в стране есть небольшое число китайцев, арабов (один из их потомков – Мири Алкатири, премьер-министр нового государства), тиморцев-протестантов из западной части острова, других индонезийцев. Мусульманская, протестантская и буддистская общины также участвуют в мессе.

Традиционные племенные наряды под благословением Ватикана – зрелище необычное. Надо помнить, с каким упорством католическая церковь повсюду пыталась искоренять все местные обычаи, включая, конечно, и одежду. Сегодня тиморцы в основном одеваются на усредненный европейский манер, как во всем тропическом поясе. Мужчины в шортах и вездесущих «ти-шетах», то есть майках с изображением глобалистских поп-звезд. Женщины и девочки – в обычных платьях до колен, или в мини и кофточках, или майках сверху. Только пожилые дамы кое—где появляются пусть не в тиморской, а в какой-то общеиндонезийской, но все же традиционной одежде: длинных батиковых юбках «саронгах» и другого цвета, но тоже батиковых кофточках «кебаях» с длинными рукавами. Оказывается, традиционная тиморская одежда либо лежит в сундуках, либо изготовляется по случаю большого праздника.

Месса длится несколько часов. Народ стоя терпеливо внимает речам торжественно одетых в мантии и митры ватиканских прелатов. По окончании мессы многочисленные ООНовские полицейские из разных стран (я лично имел дело с иорданцами, австралийцами, боснийцами и, кажется, самоанцами) активно оттесняют народ и журналистов подальше от трибун. В центре поля образуется подобие арены, на которую выезжает кавалькада всадников на маленьких лошадках, все тоже в национальных нарядах разных племен. Лошадь вообще-то совершенно нехарактерное животное для Юго-Восточной Азии. Есть она только здесь, на Малых Зондских островах, в районе Тимора и Флореса. Как она сюда попала – неясно. Может быть, португальцы завезли? Так или иначе, сегодня здесь есть малорослая местная порода лошадей, и ценятся они примерно так же, как и у нас, где лошадь – гордость, радость и утешение.

Дефиле всадников сменяется группами молодежи из разных племен, исполняющих национальные танцы. На арене появляется огромный дракон-крокодил около 50 метров в длину, которого на шестах несут молодые люди. Другие сопровождают их с огромными бумажными фигурами рыб. Крокодил здесь особо почитаемый зверь, тотем тиморцев, их предполагаемый предок и покровитель. Он же в стилизованном виде изображен на гербе Восточного Тимора.

Далее выходит современная молодежь, исполняющая революционные песни, физкультурные упражнения, разнообразные пирамиды. Затем большая группа «героев сопротивления». Тиморцы делили свою «резистанцу» на три части: тайную, вооруженную и дипломатическую. Выходят сотни мужчин и женщин, все в черном. На костюмах у каждого написано: «герой сопротивления». Вид у них потрясенный. Действительно, ведь еще недавно индонезийская тюрьма была лучшим из мест, на которое они могли рассчитывать.

Разговорился с одним из них – Марио Миранда, парень лет 30-35. В сопротивление, как он говорит, пошел сразу после школы, был в «тайной резистанце», то есть жил у себя в деревне в восточной части и был связным у партизан. Сейчас он все никак не поверит, что сбылась мечта. Очень хочет построить себе дом. Кивая на мой фотоаппарат, просит прислать фотографию. Про Россию простой народ практически ничего не знает. Одна дама сказала, что эта страна далеко где—то, а населяют ее китайцы. Другой парень высказал мнение, что это где—то возле Японии. Что и говорить, их знания о нас ничуть не лучше, чем знания среднего россиянина о Тиморе.

Тем временем на огромных экранах показывают фильм на государственном языке тетум о трагической судьбе Восточного Тимора.

Темнеет, и наступает кульминация праздника. На трибунах появляются почетные гости. Здесь есть на кого посмотреть и чьим присутствием похвастаться. Делегации более чем 92 стран мира присутствуют на торжествах, среди них и скромная делегация России, возглавляемая нашим послом в Индонезии. Но здесь также главы многих государств и правительств: президенты Португалии, Мозамбика, Маврикия, Науру, премьеры Австралии и Новой Зеландии, Португалии, Западного Самоа. Венчают эту когорту, конечно, генеральный секретарь ООН Кофи Аннан и Билл Клинтон.

Совершенно особое место среди мировых лидеров занимает женщина по имени Мегавати Сукарнопутри – президент Индонезии. Она как бы представляет новую генерацию индонезийских руководителей, была в оппозиции к Сухарто, некогда свергнувшему ее отца, первого президента Индонезии Сукарно. Но, с другой стороны, она представляет и возглавляет государство, захватившее Тимор, причинившее его народу неслыханные бедствия и отношения с которым и сегодня оставляют желать лучшего. Для многих индонезийцев нынешний Восточный Тимор – символ национального унижения и опасности распада страны. Все это созвучно сантиментам части россиян, ностальгически взирающим на ставшие заграницей Украину и Белоруссию.

До последнего момента было неясно, приедет ли Мегавати. Ее собственный парламент всего лишь неделю назад не рекомендовал ей ехать, сославшись на якобы происходящие на Восточном Тиморе беспорядки. Но она все-таки приехала на несколько часов. Министр иностранных дел, лауреат Нобелевской премии мира Жозе Рамоз-Орта объявляет, что Мегавати прямо из аэропорта поехала на кладбище, чтобы отдать почести, как он выразился, «индонезийским героям». Толпа напряженно молчит, но когда через минуту она появляется под руку с президентом Тимора Лоросаэ Шананой Гужмао, отсидевшим семь лет в индонезийской тюрьме, все 150.000 восторженно приветствуют эту пару, которую вообразить рядом еще вчера было невозможно.

От ООН выступает нынешний председатель генеральной Ассамблеи Хан Сынгсо (Han Seung-Soo). Его сменяет Кофи Аннан.

И вот ровно в полночь с 19 на 20 мая начинается церемония спуска флага ООН и поднятия нового флага новой страны: красное полотнище с двумя входящими один в другой треугольниками в левом краю – желтого и черного цвета. На фоне черного треугольника – белая пятиконечная звезда, символизирующая «мирный путеводный огонь». Красный цвет означает, как и следовало ожидать, «борьбу за национальное освобождение», желтый – «остатки колониализма на Восточном Тиморе», а черный – «обскурантизм, который необходимо преодолевать». Что это значит, похоже, не в состоянии объяснить никто, кроме авторов флага. По договоренности, флаг несут к флагштоку представители вооруженных партизанских отрядов. У древка они передают его военнослужащим новой сформированной армии Тимор Лоросаэ, как знак того, что партизаны складывают свое оружие и что в стране не может быть более одной армии.

Знамя взвивается над полем Таситолу. Президент Шанана Гужмао, красивый 50-летний человек, борец, партизан и зэк, довольно коряво произносит речь на четырех языках: английском, обращаясь к мировым лидерам, португальском – к сообществу португалоязычных наций, на индонезийском – к Мегавати Сукарнопутри, и на тетум – к народу.

– Вива Тимор Лоросаэ! – заканчивает он.

И тотчас вспыхивает грандиозный фейерверк, подготовленный правительствами Таиланда и Китая.

Никогда еще на острове такого не было. Просто никогда еще Тимор не был независимым.

Миша Гигиев
№ 18 28.05.2002 "Иностранец"