Город парусов и ста любовниц

Новозеландский журналист рассказывает, как на рубеже семидесятых годов XX века сонный порт на южной окраине Тихого океана превратился в крупнейший город.

Хай-стриг - улица изысканных стильных баров и бутиков, богатых торговых комплексов и аристократических ресторанов, элегантных ночных клубов и дансингов. Но такой она стала совсем недавно.

Еще буквально вчера Хай-стриг представляла собой безлюдную, забитую машинами подъездную дорогу: здесь парковались фургоны, доставлявшие товар в лавки и магазины на параллельной торговой улице Куин-стрит. Сейчас Хай-стриг -витрина города, своего рода сцена, где молодые новозеландцы всех оттенков кожи щеголяют крашеными дредами, прическами "конский хвост" и лихим пирсингом; здесь ошарашенный турист столкнется с фантастическими причудами непредсказуемой островной моды.

Не только в центре города, но и вокруг него, скажем, на Парнелл или на Понсоби-ро-уд, да и еще подальше, в Кингсленде, - повсюду произошли перемены, которые обычно называют словом "обновление": портовый рабогяга Окленд плюнул на сгарые пуританские привычки и шагнул в искрометную жизнь нового века.

Здесь ощущается дух Сингапура и Токио, Сан-Франциско и Лос-Анджелеса, Сиднея и Сантьяго. В Окленде стиль жизни этих городов является образцом для подражания. С площадок и студий звукозаписи Лос-Анджелеса сюда пришла современная поп-культура, а кулинарные традиции Калифорнии, Китая и Индонезии были прочно усвоены новозеландской кухней.

Обидно, конечно, что из центра исчезли многие досгопримечагельности прежних лет, например уютные дома прошлого века. Особенно жаль старинных пабов, в которые я любил захаживать с приятелями в юности. Все снесено и заменено зеркально отблескивающими башнями банков и деловых центров... Такую цену пришлось заплатить за то, чтобы стать городом мирового класса, "полинезийским Сан-Франциско".

Недаром консерваторы-"ронзеры" (сокращение от "Rest-of-New-Zealanders" - "все остальные новозеландцы") всегда ненавидели нас, оклендцев. Они напридумывали кучу злых анекдотов, высмеивающих горожан. Согласно одному из них, оклендцы - бездельники, одалживающие деньги, чтобы покупать бесполезные вещи и пускать пыль в глаза тем, у кого они одолжили эти самые деньги. Из подобных анекдотов можно узнать, какими видят оклендцев настоящие "ронзеры": вульгарными, самовлюбленными, сексуально озабоченными, лживыми, высокомерными, невежественными снобами...

Белые обитатели Южного острова хотя и считают Окленд своей территорией, однако сторонятся этого города, словно чумы. Для них он - средоточие порока, примерно как Сохо в Лондоне. По их мнению, Окленд несет ответственность за все: и за засуху в Отаго, и за обидное поражение сильнейшей команды новозеландских регбистов "All Blacks" на последнем чемпионате мира. Словом, он и грешник и одновременно козел отпущения за все наши грехи.

Однажды я оказался на аукционе овец в крохотном местечке, расположившемся среди холмов Отаго. Меня окружали крупные белые мужчины с грубыми лицами и натруженными руками; их сленг был мне почти непонятен. Когда день уже близился к концу, я ввязался в спор с двумя фермерами и сразу же понял, что они меня раскусили -этого проклятого горожанина и, хуже того, проклятого оклендда.

Вот тут-то они мне и задали жару. Оказывается, мы, оклендцы, - паршивые паразиты, которые забыли пятидесятых годах, когда я жил с родителями (если и вообще знали когда-нибудь), что такое мужская работа. Окленд отнял у них все надежды, Окленд разрушил все, что осталось от страны, Окленд полон примитивных маори и других полинезийцев, он превратился в криминальное болото.

В пятидесятых годах, когда я жил с родителями в рабочем пригороде, Окленд был замызганным портовым городом с населением, не дотягивавшим до полумиллиона человек. Порт -единственное, что придавало Окленду хоть какое-то значение в стране, - примыкал к Куин-стрит. Из железнодорожных вагонов перегружались на морские суда сельскохозяйственные продукты: ягнятина, масло, сыр, зерно, яблоки - и отправлялись на оптовые рынки Великобритании. Достатком в Новой Зеландии тогда могли похвастаться только крупные фермеры - владельцы скота и земель; горожане были на вторых ролях.

В то время Окленд был преимущественно "белым" городом. Новости жители узнавали из передач радио Би-Би-Си, в кино мы, подростки, видели по большей части английские фильмы, а наши родители водили автомобили, привезенные из их бывшего отечества, и одевались по моде Риджент-стрит. Летом мы играли в регби, а зимой в крикет - и чувствовали себя англичанами, маленькими джентльменами.

Среди тех, с кем я учился (а в школе насчитывалось человек пятьсот), было в лучшем случае два десятка ребятишек маори. Разумеется, мы изучали культуру коренных жителей Новой Зеландии, но эти занятия скорее напоминали чтение романов Фенимора Купера.



Маори, как нам это преподносилось в начальной школе, были этакими "благородными дикарями", которые, впрочем, иногда практиковали каннибализм. Нам рассказывали, что место, где располагается Окленд, маори считали райским садом: здесь было много деревьев, дичи и рыбы. Но в 1840 году вожди туземцев уступили эту территорию английским колонистам за шесть фунтов стерлингов...

О коренных жителях других тихоокеанских островов мы за годы учебы не узнали почти ничего. А напрасно: уже через несколько лет тысячи туземцев с Фиджи, Тонга и Самоа прибыли в Окленд на перевозивших бананы кораблях. И вместе с ними все больше маори потянулись в город, где рассчитывали получить работу, деньги и кров.

Полусонный порт, субтропическая большая деревня начала стремительно превращаться в мегаполис, который я бы назвал "Тихо-океания". Что же произошло? Да просто старушка Англия вступила в ЕЭС, и мы потеряли (чуть не в одну ночь!) самый крупный и надежный рынок сбыта. Мы вдруг осознали, что вовсе не принадлежим к Европе, что живем на далекой окраине Тихого океана и что вокруг обширые рынки для нашей продукции, которые нужно захватить. Мои земляки жаловаться не стали и продемонстрировали агрессивную маркетинговую стратегию.

Богатство страны - луга, и мы сумели сделать их "золотыми". Новозеландская "индустрия овцеводства" расцвела на самых тучных пастбищах мира. Но мы не ограничились поставкой мяса и шерсти, а наладили выпуск холодильников и стиральных машин, сборку японских автомобилей.

Так началась новая глава городской истории. Население выросло вдвое, на улицах царило смешение языков и нравов; белые кварталы прежних лет стремительно "перекрашивались".

"Разноцветным" уже давно стал и бывший белый пригород Манукау: в нем обосновались представители 142 этнических групп! И если субботним утром зайти на местный рынок, то там можно купить тайваньскую лапшу и калькуттский карри, клубни таро и гроздья бананов с островов Кука, сладкий картофель "кумара" с Северного острова и морепродук-ты, которые ночью были выловлены в заливе Хаураки. Здесь вы редко услышите английскую речь, зато познакомитесь с десятками малайских и полинезийских диалектов... Как подсчитали эксперты, в 2016 году в городе будет около 1,7 миллиона жителей, почти 30 процентов из них - полинезийцы. За ними - молодыми и предприимчивыми - будущее.

Окленд - город, к которому я испытываю особые чувства. Иные говорят, что его символом могут служить небоскребы, шпили которых вроде бы вознеслись выше всех других в Южном полушарии; я эту точку зрения не разделяю.

Мне по душе поэтическое имя, которое дали этому месту маори: "Тамакимакаурау"-"город ста любовниц". Как утверждает туземная легенда, сюда издавна стремились люди, и многие обретали здесь счастье. Этот об раз гораздо больше подходит моему Окленду.

Уорвик Роджер
№ 2, 2001 "GEO"